Часы на башне с натужной усталостью пробили час.

— Не сезон, — повторил Жуга и опустил взгляд. Стакан в его руке дрожал. — А так хотелось хоть немного пожить спокойно…

Он вздохнул и одним глотком опрокинул самогон в пересохшее горло.

Суета в доме старьевщика наконец утихла. Страж ворот ушел домой. После ужина (забытая капуста разварилась в нитки), Жуга отправил Телли вместе с безобразником драконом спать наверх. Перебинтованного вдоль и поперек лудильщика еще раньше уложили в комнате Рудольфа — тот ради такого дела предоставил свою кровать. Старик вообще вел себя сегодня на редкость странно, был хмур, рассеян, а на вопросы отвечал коротко и невпопад.

— У него хоть родичи-то есть? — спросил он травника.

Тот лишь пожал плечами; он был занят — варил на последней воде для раненого сонное питье. Дрова в камине громко потрескивали, в трубе порывами завывал ветер. Надвигалось ненастье. Подбросив дров, Жуга убрал котелок с огня и уселся на коврик. Рудольфу стало не по себе от позы травника — точь-в-точь так же днем сидел мальчишка. Травник долго молчал, раскрасневшийся от водки и огня, ерошил пятерней всклокоченные рыжие вихры. После всей недавней суматохи в доме было необычно тихо и тепло. Бесновался ветер за окном. Наконец Рудольф не выдержал молчания и первым начал разговор.

— О чем ты меня хотел спросить?

— Вот и я думаю — о чем, — хмыкнул Жуга. — Обо всем сразу нельзя, а выбрать что-то одно не получается.

— Раз так, давай уж просто хоть поговорим. Обо всем сразу.

— Ну что ж. Давай.

— Что за зверюга парня покусала?

— Собака, — помолчав, ответил травник. — Здоровенная такая псина. Черт знает, откуда взялась… — он с хрустом потер небритый подбородок. — Проскочила в ворота, только мы ее и видели. А парень этот, видно, там паял чего на улице, а как увидел этакую тварь, вскочил, перепугался. Она на него и кинулась. Паяльником тут не отмашешься… Мы, когда подоспели, только одного его там и нашли. У вас кто-нибудь тут таких собак держит? А впрочем, что я спрашиваю — откуда ж тебе знать…

— Вообще-то, знаешь ли, не держат, — отозвался старик. Голос его чуть заметно дрожал. — На кой сдалась собака в городе! Бродячая, быть может. Их тут полно по осени. А сам ты что об этом думаешь?

— Есть одна мыслишка, — нехотя сказал Жуга. — Но чувствую — не то. Не там ищу. А объяснить тебе как надо не сумею, даже не проси: всю ночь пришлось бы говорить, а все равно не поймешь.

— Ну, если ты так считаешь…

— Рудольф.

— Что?

— Как умерли твоя жена и дочь?

Старьевщик дернулся, как будто его ударили. Синие, слегка посоловевшие глаза Жуги смотрели на старьевщика в упор, не мигая, и тогда Рудольф сам отвел взгляд.

— Дознался все-таки, — пробормотал он. — Откуда? Впрочем, ясно. Людвиг разболтал? Лю-юдвиг… — покивал Рудольф и закусил губу. — Что ж, верно. К стенке ты меня припер, рыжий. Отпираться я не стану. Загрызли их. Вот так же, как сейчас вот этого. Никто не видел и не знает, кто и как.

Травник не ответил.

Холодный ветер налетал упругими порывами, дождем стучал в оконное стекло, царапал черепицу. Огонь в камине дергался, плясал, дым из трубы короткими клубами вышибало в комнату. Жуга ругнулся про себя. Задвижки, как у деревенских печек, над камином не было. Открытый огонь очень быстро согревал помещение, но чтобы долго, на всю ночь сохранять тепло — такого за камином не водилось.

— Надо ставни закрыть, — сказал он, вставая. — Как бы стекла не повышибало…

Его слова прервал донесшийся снаружи громкий треск, и в следующий миг дом старьевщика сотряс чудовищный удар, как будто некий великан с размаху саданул дубиной в крышу, словно в барабан. Что-то с шумом рухнуло на мостовую, окошко, выбитое толстой веткой, заблестело зубьями осколков, с подоконника закапала вода. Рудольф и Жуга переглянулись и опрометью бросились к двери.

Выл ветер. Мокрой пеленой хлестал косой осенний дождь. Старое дерево, еще недавно росшее у дома, рухнуло, разворотив корнями мостовую и едва не порушив при этом сам дом.

— Это был самый старый тополь в Лиссе, — сказал Рудольф.

Жуга, помедлил, отступил от дома и привстал на цыпочки, пытаясь бросить взгляд на крышу. Памятуя, какой силы был удар, травник рассчитывал обнаружить там по меньшей мере дыру, но к его удивленью таковой не оказалось. И вообще вся черепица выглядела целой и лежала, где ей полагается лежать, блестела под дождем, как новая. Стены тоже, вроде бы, не пострадали. Единственным произведенным в доме разрушением оказалось разбитое окно.

— Умели же строить раньше… — покачав головой, пробормотал он и, слегка пошатываясь, направился обратно в дом. Рудольф, вооружившись топором, уже отсек злосчастную ветку и теперь закрывал ставни. — Завтра стекольщику скажу.

— На хрена деньги тратить? — возразил Рудольф. — Досками забьем.

— Все лучше, чем лишние свечи жечь.

Телли был внизу.

— Что стряслось? — буркнул он. — Я чуть со страху не загнулся. Что это было?

— Дерево упало.

— Крышу не пробило?

— Нет. Иди спать.

Жуга посмотрел мальчишке вслед, опустил глаза. Взгляд его упал на черепки цветочного горшка и травник помрачнел лицом.

— Везет нам на поломанные деревья, — как будто прочтя его мысли, сказал подошедший Рудольф. — Вот, может, потому я вас в дом к себе пускать и не хотел, боялся — вдруг опять все повторится. Не зря, выходит, боялся.

Травник медленно кивнул:

— Выходит, что не зря.

СОЛОМЕННЫЙ ЛИС

Утром следующего дня Бликса пришел в себя, и Телли, который принес ему питье, сразу позвал Жугу.

— А, это ты, — лудильщик слабо улыбнулся, завидев травника. — Здорово, Лис соломенный. А я-то думаю, кто меня так мастерски заштопал… Где я? У Рудольфа?

— Привет, Бликса, — Жуга кивнул, присел на край кровати, бесцеремонно задрал одеяло и осмотрел повязки на его ногах. Бликса тоже потянулся было глянуть, но травник жестом остановил его: — Смотреть не советую. И вставать пока тоже не надо.

— Ну, ты даешь! — возмутился тот. — А если по делу?

— Придумаем что-нибудь, не дергайся. Что ты, в горшок не попадешь, что ли?

Бликса хмыкнул, потер подбородок и только теперь заметил, что рука его тоже в бинтах. Несколько мгновений он молча разглядывал плотный белый кокон, затем поднял взгляд на травника.

— Она меня… сильно погрызла? — голос его дрогнул.

— Суховязки целы, остальное заживет. Вот, выпей лучше.

Бликса послушно глотнул из кружки, поморщился.

— Фу, гадость какая… Неужто нет чего получше?

— Пока не поправишься, я буду решать, чего тебе пить, — оборвал его травник, и Бликса, давясь, осушил кружку до дна. Откинулся на подушку.

— Я, наверно, всю кровать кровью заляпал, — он вновь неловко заглянул под одеяло. — Черт-те что… Это ты меня подобрал на улице?

— Я и Людвиг. Стражник, у ворот который.

— А, знаю его. Дочка его как-то раз мне кастрюлю вынесла лудить, а я возьми, да ущипни ее за это самое… В смысле, дочку, а не кастрюлю. А тут и он идет. Как хрясь меня 'лебардой по хребту…

— Собаку ты хорошо разглядел?

— Куда уж лучше-то! — раненого передернуло. — Эй, полегче! Моя нога-то, все-таки… Разглядел, а как же. Вот такенная скотина, — Бликса показал рукой от пола. — Черная, мокрая, зенки — во! — как блюдца чайные. Набросилась, глаза горят, ужасть! Только и успел ей в харю ткнуть паяльником; подмяла и ну рвать. Больше ни хрена не помню. Думал, все — капут пришел, ан нет. Это что ж получается, как ни крути, а я твой должник теперь. Слышь, Лис?

— Слышу, — травник сосредоточенно ощупывал правую ногу лудильщика ниже колена. — С долгами как-нибудь потом разберемся. Так тоже больно?

— Терпимо…